|
Вспоминая Учителя « Он не вышел ни званьем, ни ростом, Володя - называл Земскова великий А. Шалимов. Дядя Вова или чаще просто Дядя – именно Дядя с большой буквы – так уважительно называли его ученики. Он пронесся по жизни метеоритом. Явлением редким, завораживающим, стремительным, прекрасным… но - саморазрушительным. Земскову было дано всего 61 с небольшим на то, чтобы вырасти из обыкновенного мальчишки в великого хирурга, ученого, педагога… И… даже не выполнив свою миссию, Он сумел оглушительно хлопнуть дверью, покинув этот тесный, убогий, так и не понявший и не оценивший его мир… Коллеги, приятели Земскова и даже «заклятые друзья-недруги» привыкли воспринимать Его на равных. Они все измеряли «своим аршином» Но не было придумано мерила для оценки таланта Земскова. Поэтому – «Лицом к лицу лица не увидав», окружающие не осознали гениальности его неуемной личности. Когда-то Тынянов сказал о Пушкине – «Катастрофическая эволюция!» Именно такая катастрофическая эволюция была и у Владимира Сергеевича со всеми обрушившимися на него последствиями. И все потому, что Он опередил свое время… И лучи его с шага сбивали Академические институты - онкологии, под руководством И.Т. Шевченко и клинической и экспериментальной хирургии, созданный А.А. Шалимовым – сделали возможным ренессанс научной хирургии. Именно из этих учреждений и вышли корифеи, прославившие Украину на рубеже ХХ – ХХI веков. Хирурги брали на абордаж все новые патологии, проникая в самые сокровенные, ранее недоступные закоулки организма больного. Объемы операций неудержимо расширялись. Язык - не ремесла, а науки дирижировал пространством и временем. Земсков успел поработать в обоих институтах. Из одного Он ушел в знак протеста, когда власть безнравственно расправилась с его Учителем. Из второго… Потому что… ушел. По-другому и не могло быть. Он всегда шел на обгон, оставляя позади покрывшихся плесенью ортодоксальных ретроградов. Ах, как жутко, как смело, как мило- Он во всем стремился к совершенству, и не признавал чувства страха. Он был экстремальным гонщиком. Хорошо оперировали многие, но гениально — только Он один. Известны были многие, но через край — только Он. В те годы хирурги еще ходили на заседания городского общества, но аншлаг — только у Него. Почти во всех больницах Киева создали, хоть какие-то, но центры – но истинный центр – Центр хирургии печени, желчных протоков и поджелудочной железы – создал только Он. Создал его в убогом корпусе самой старой больницы Киева, давно перешагнувшей вековой юбилей. И… Центр заработал. Да как заработал… Сначала, и чиновники, и хирурги не хотели верить в невозможное, не воспринимали Его всерьез, потом – вредили, еще позже – припертые к стене неопровержимыми цифрами — завидовали, хотя якобы и смирились. Но осадок остался... Редко кто может простить успех коллеги. К научным степеням и званиям хирургов всегда относятся с некоторым предубеждением. Хирург – либо умеет оперировать, либо – не умеет. Причем наука к рукоделию? Но, начав слушать и читать труды, а еще лучше неопубликованные записки Владимира Сергеевича — более или менее внимательно, — понимаешь, что Он был действительно ученым, причем не только ученым в прикладной области - хирургии, нет – он был философом медицины. И в этом амплуа потеря Земскова — потеря для хирургии совершенно невосполнимая. Чем больше проходит времени после ухода Земскова, тем чаще Его называют, без всяких оговорок - Дядей. Добрым, мудрым, справедливым, родным… А Ему так не хватало этого очевидного признания при жизни. Хирургия, собравшая в Украине целое созвездие талантов, была, к сожалению, весьма типичным террариумом единомышленников. Впрочем она такой и осталась… К концу жизни у Земскова благожелателей было немного. «Володя – успокойся, не пытайся пробить стену, занимайся кафедрой, строй дачу, разводи цветы, собирай грибы, поживи для себя…» - советовали «доброжелатели». Хирургическая братия Его боготворила, а чиновники от медицины — сукины дети! — становилась для Него все более чужеродной массой. Счастье и горе Земскова было в том, что Он не мог играть в оркестре. Он был солист. Для него Всевышним были заготовлены совсем другие ноты, и, совсем другие партии… Он смеялся над славою бренной, В хирургии Ему оставался интересен только Центр - Его Центр. И тот у него хотели отобрать, выселив из Центральной больницы Киева в районную богаделенку… Но, слава Богу, Он сохранил Центр, а и из богаделенки создал шедевр… Чего это стоило Владимиру Сергеевичу, знает только Бог. Его окружали зависть и злоба коллег, да жлобство и тупость властей, держащих наготове кляп, кнут и обглоданный пряник. Но Он не сдавался. Он, как капитан брига из песен Высоцкого говорил нам – «Но никогда им не увидеть нас, прикованными к веслам на галерах». Он созидал. Он не щадил ни подчиненных, ни себя. Он не мог превратиться в тупого и сонного обывателя. Он строил планы и хотел жить… А жить — это значило для Него — оперировать шире, внедрять все новое, в тысячный раз пересматривать и изменять, то что не выдержало проверки практикой, писать статьи, диссертации, растить учеников, подниматься на все более и более высокий уровень творчества. Но Он неминуемо шел к гибели… Закричал дрессировщик, и звери При такой сумасшедшей интенсивности стремлений и такой безумной гонке Он, хочется думать, успел все-таки осуществить самое главное. Он – состоялся!!! И то, что не было услышано при жизни Земскова, обретает новое звучание через пять лет после его смерти. "Хирурги ходят пятками по лезвию ножа — и режут в кровь свои босые души!". Владимир Сергеевич, спасайте наши души как можно дольше! Вы не успели доиграть свою партию, но успели сказать нам то, до чего мы сами вряд ли бы додумались… Я видел — наши игры с каждым днем Я не даром, в реквиеме о Земскове, столько раз цитировал Высоцкого. Они – одной крови. Земсков и Высоцкий. Вот уже пять лет, как нет с нами Дяди. Пять лет – как один день. «Но капитан сказал – «На абордаж!» О.Е. Бобров – «птенец гнезда Земскова»
|
|||||||
